Новогодняя сказ

Я тогда в аспирантуру собиралась поступать, и была ужасно холодная зима.

Подруга уезжала в свадебное путешествие и одолжила мне свою работу.

— Ровно месяц, обещаешь? Потом вернешь работу назад.

И дала телефон, сказала так:

— Просто позвони.

Я просто позвонила и сказала: «Алло». На том конце провода тоже сказали: «Алло». Я немного подышала в трубку. И мне сказали:

— Читайте.

— Что читать?

— В данный момент не важно.

Я взяла со стола учебник «Физиология высшей нервной деятельности» и стала читать про угашение реакций нейронов гипокампа. Через минуту он прервал: «Вы подходите».

Так я начала работать на самой странной и самой высокооплачиваемой работе в своей жизни.

Я была чтецом свежей прессы. Ровно в 6.20 утра водитель в строгом костюме привозил мне подборку газет. В 6.30 я звонила своему работодателю и читала новости вслух.

Он почти не разговаривал со мной, внимательно слушал, иногда прерывал и просил начать следующую. Через час неизменно говорил:

— Спасибо, на сегодня достаточно.

Раз в неделю его водитель завозил мне белый конверт со ста баксами внутри. От конверта пахло дорогим одеколоном и успехом.

Вот и все если не считать того, что я влюбилась без памяти.

В него невозможно было не влюбиться, у него был низкий баритон и какая-то тайна.

Я целыми днями думала о нем. Ему, должно быть, жутко одиноко ехать в своем черном бездушном «мерседесе» со строгим молчаливым водителем, а за окном морозная зима, и только мой голос согревает его.

Я прилагала невероятные усилия для соблазнения. При чтении я понижала голос до хриплого почти сексуального шепота. В паузах я слегка облизывала верхнюю губу влажным языком и каждое утро красила губы помадой. Голос женщины с помадой на губах, безусловно, отличается от голоса без макияжа.

Я улыбалась во время чтения лаконичной улыбкой, давая понять, что я жизнерадостная, но самодостаточная и яркая личность.

Я мелодично побрякивала в трубку тонкими серебряными браслетами на своем аристократическом запястье.

Я изучила все нюансы голосового обольщения.

Ничего не помогало. Он неизменно ровным голосом произносил то же:

— Спасибо, на сегодня достаточно.

Отчаявшись, я надавила на водителя. Из него удалось выбить лишь, что мой принц оооочень состоятельный мужчина, и что каждый день по дороге в офис он слушает новости, зачитываемые прекрасным женским голосом.

Прекрасным голосом! Это был первый комплимент от него. В его ушах я была прекрасна.

Я перестала спать по ночам. Я представляла, что если у него такой голос, то какие у него, должно быть, сильные руки. Как он сгребает меня и крепко прижимает к себе. Со страстью. И я шепчу ему в ухо ничего не значащие пустяки. А он целует меня в шею, потому что больше не в силах сдерживаться.

Я чувствовала, между нами — искра. Иногда во время прощания у него слегка дрожал голос.

До приезда подруги оставалось три дня!

И я решилась на беспрецедентные меры — признаться ему в любви по телефону. Честно и открыто.

Дочитав про слияние нефтяных компаний, глубоко вздохнула и на выдохе произнесла: «Мне кажется, нам надо встретиться».

— Что?

— Я вас люблю.

Мы встретились на Садовом у кинотеатра, он вышел из машины и увидел меня…

Я тоже увидела и отвернулась, поняла, что не подойду.

Он грустно посмотрел на меня издалека, поднял воротник, поежился от мороза, прошелся вдоль машины для вида и помахал мне рукой. А я отвернулась и ушла.

Больше он мне не звонил.

Он был совсем не похож на свой голос.

Может быть, он даже был красивым, может быть, необычайно умным.

Просто он был не тот. А зачем тебе не тот под Новый год?

Превосходство

Я как Бианки. Люблю по лесу побродить, поднять еловую лапу и наблюдать, чем живет и дышит лесная братва. Вот жучонка бежит домой, торопится, наверное, его дома жена ждет с жучатами, он получку с работы тащит, боится рэкета муравьиного, несется, не разбирая дороги, и все время оглядывается. Вот пичужка за куст пролетела, от гнезда отваживает, в гущу леса заводит…

Шутка!

Ни за чем я не наблюдаю, я прихожу за грибами и, кроме них, ничего не замечаю. Зайдешь в лес, корзина пустая, глаза завидущие — сперва все в лукошко идет: и сыроежки, и шампиньоны лесные, и даже серые рядовки.

Грибной нынче год, пока до просеки дойдешь, корзина уже тяжелая — зачем жадничала, все подряд в корзину складывала?

Нагибаешься за грибком-рыжиком, а рядом еще два подмечаешь, и чуть левее торчит, и еще через три метра, а ты срезаешь грибки и ворчишь дальнему:

— Ну вижу-вижу, чего таращишься? Подойду я к тебе, как только с этими разберусь. Стой там, жди своей очереди.

А вот белый — это счастье грибника. Его не срезаешь. В руке сперва подержать нужно — мощь почувствовать. Только потом выкрутить из земли и ножичком слегка ножку поскоблить, вдохнуть его запах — само совершенство.

Белый гриб важный. С него люблю чуток спесь сбить, восстановить, так сказать, расовую несправедливость.

Кладу его в корзину к остальным грибам, а он, бедный, лежит сперва, не то что шелохнуться, вздохнуть боится. «Я белый! Боровик! Царь грибов! А ты меня к… этим?» А рядом черный груздь, нос рукавом оботрет, слегка подвинется и вежливо: «Ну эта ничаго, располагайтися, все здесь поместимся, чо уж. В тесноте, как грицца…»

Белый за сердце: «Прошу прощения, это вы мне? Вы вообще кто?» — «Ну эта, чо. Чернушка я. Будем знакомы. Это вон братья мои. Нас на засолку набрали. Да под водочку зимой. У-Ух!» — «Засолка? Под водочку? Я — нежное карпаччо, сбрызнутое оливковым маслом и соком лимона… Мистер… или как вас там называть… Не могли бы вы отодвинуться и больше не заговаривать со мной!»

Чернушка отодвинется, обидится. А красная сыроежка откуда-то снизу недовольно проворчит: «Карпаччо он, смотрите какой чванливый! Карпаччо не карпаччо, а известно где ты потом окажешься, как и все мы!» И все в лукошке заржут, а рядовка так прямо зайдется в визгливом смехе.

И белый пожмет плечами — грубовато, но верно подмечено. Это в лесу он царь грибов, а в моем лукошке такой же, как и остальные. Я уравняла всех, потому что царь — я.

Боровик примирительно слегка ткнет груздя в бок. Груздь улыбнется и с готовностью пододвинется, уж больно боровик хорошо пахнет.

Хотя мне бы хотелось думать, что белый не такой заносчивый чувак. Но он такой.

Не мой принц

Он был настоящий принц — красивый, квартира в центре, костюм… Мечта любой женщины. Самое прекрасное то, что он был несчастный.

Ушел из семьи. Долго терпел, переживал, пытался, но не смог. Жена сильно пила. Он таскал ее по шаманам, подшивал, умолял, угрожал, ничего не помогало.

Я его жалела. И могла спасти.

Он жил в идеальной квартире. У него даже тряпочки для протирания были идеальными и висели каждая на своем крючке.

А я… эх, душа нараспашку, блузка на пол…

Но мы — пара, и я изо всех сил пыталась соответствовать.

Он очень меня любил. Я посуду загружала в посудомойку, а он ласково целовал за ухом и отправлял отдыхать.

Я потом услышала, как он в ужасе переставляет за мной фарфор: тарелочка к тарелочке, мисочку и кастрюлю на второй этаж, бокалы по линеечке, программа мойки на «экономрежим».

Отхлебнула тогда текилы прямо из горлышка.

На работе завидовали — мы были красивой парой.

Дамы в очередь выстраивались, чтобы погреть его на своей груди.

— Зачем ты утрируешь, не все, а только Зоя Марковна и младший бухгалтер Наташа. Но я выбрал тебя, увидел перспективу. И… извини, что приходится напоминать очевидное, но не могла бы ты, перед тем как сесть в машину, отряхивать ноги, вот так: бам-бам-бам. — И он стукал пяточкой о пяточку. — А потом вот так. Бам-бам-бам, — и он стукал носочком о носочек. — Это ведь не- сложно, да, зая?

Я катастрофически не соответствовала. И начала выпивать за обедом.

Каждую пятницу он дарил мне три герберы — «Господи, какой же он у тебя романтик!» — а по субботам мы ходили в гости к его коллегам. Друзей у него не было.

Как-то он стоял напротив начальницы, грустно смотрел в пол и кивал.

— Дай бог, Нина Леонардовна, чтобы все у нас получилось. Пока не знаю. Видит бог, я делаю все возможное, но…

Два бокала вина залпом.

Воскресенье — домашние дела, список продуктов, уборка, игра в «Эрудит». «Нахер» нельзя, «вот уж не ожидал от тебя, неприятно удивлен» и «Кстати, для справки, это наречие, а правилами допускаются только существительные».

На «сдохнизануда» у меня ни разу не хватило букв.

Когда виски «Афанасий Михайлович лично вручил, 18 лет выдержки, односолодовый, весьма и весьма не бесплатный, между прочим, я загуглил ценник» закончился, я его бросила. Потому что ну «нахер».

Ведь главное в жизни не то, что рядом любимый человек, а то, что нет нелюбимого.