Никогда в жизни мать не была в такой ярости.

Это и понятно. Никогда в жизни никто не называл леди Каролину Олди-Седжмур высокомерной и бесчувственной коровой.

Конца той сцены Шерил не видела, потому что зажмурилась. Но слышала, потому что Дик так шарахнул дверью, что зазвенели стекла. Потом пришла Алина, и скандал разразился еще пуще, но от этого Шерил уже сбежала подальше.

Она подняла голову и наткнулась на взгляд серых глаз, чуть удивленный и очень внимательный.

Щеки пылали, но Шерил взяла себя в руки и опять попыталась скрыться за холодным и деловым тоном:

— Что ж, поговори с матерью. Так, что у нас дальше? Осталась только кухня и помещения для прислуги. Будешь смотреть?

— О, нет, мисс Шерил. Эту территорию я освоил куда раньше, чем ты появилась на свет.

Дик шутил, но в голосе звучала горечь. Все равно. Шерил не будет вспоминать. Вспоминать, как Дик Блейз провел ночь совсем не с той сестрой, с которой хотел. Она закусила губу едва ли не до крови, когда он невинно осведомился:

— Не проще пройти через кухню? Я хочу осмотреть хозяйственные постройки и гараж. В свое время они были не в лучшем, но и не в худшем состоянии.

Смотреть на них Шерил предоставила Дику в одиночестве. Что бы он сейчас ни думал, она не позволит призракам прошлого ворваться в ее теперешнюю жизнь. Ей двадцать шесть лет.

Не шестнадцать!

Она вернулась в кухню и мрачно направилась к холодильнику. Апельсиновый сок — вот что необходимо Шерил Олди-Седжмур в этот жаркий во всех смыслах день.

В холодильнике сока не оказалось, зато были две бутылки белого вина, тоник и джин. Джин и тоник.

С некоторых пор любимый напиток леди Каролины Олди-Седжмур. Постепенно любовь окрепла настолько, что леди Каролина не могла обойтись без пары-тройки порций в день.

Шерил криво ухмыльнулась и налила себе полный стакан тоника, а джина — самую малость, всего капельку. Пример мамы не вдохновлял на большее.

Такой крупный мужчина мог бы двигаться с большим шумом, но Дик Блейз вошел бесшумно. Шерил развернулась со стаканом в одной руке и бутылкой джина в другой — и наткнулась на ехидный взгляд серых глаз.

— Так-так. Давно пьешь?

— Три минуты двадцать пять секунд.

— Я не о том.

— Послушай, Дик Блейз, я не алкоголичка! Впервые я выпила в шестнадцать лет. Виски. Не помню, кто мне его наливал.

Прекрасно она это помнила, но дело не в этом. Дело в том, что и Дик это прекрасно помнил. А что это за выражение появилось в его серых глазах? Вина? Отвращение? Сожаление?

— Насколько я помню, тебе было семнадцать.

Вот в чем дело. Для Дика это важно. Что ж, для Шерил это тоже было важно. Раньше. Не сейчас.

— Если ты так настаиваешь, то… Скажем, шестнадцать с четвертью.

— Но ты тогда сказала…

— Неважно, что я сказала. Ты был пьян, я тоже, нам обоим хотелось насолить моей матери. Все. Конец истории.

Дик через силу усмехнулся. Все эти десять лет его не оставляло чувство вины перед младшей сестренкой Алины, которую он просто использовал, так ему казалось, но теперь…

— Так со мной еще никто не говорил. Впрочем, ты всегда была самой искренней в этой семейке. Так что, мир? Никаких тяжких воспоминаний?

Он протянул руку, улыбаясь, но Шерил отшатнулась от него. Это удивило Дика. Женщины так на него не реагировали, но дело было даже не в этом. Шерил совершенно явно испытывает к нему отвращение, словно в прошлом он ее обидел или причинил боль, но… Да, она была совсем юной, слишком юной, когда они занимались любовью, но она отдавалась ему со страстью. С желанием. Это он помнил наверняка.

— Не слишком ли поздно ты начала считать меня парией?

— Лучше поздно, чем никогда.

— Послушай, Шерил. Если ты ждешь извинений, то вот они: я был виноват, я виноват сейчас и я прошу прощения за то, что сделал с тобой.

Сильная, теплая рука сжимала пальцы Шерил, волны странного, неуместного возбуждения гуляли по всему телу, девушка смотрела в это красивое лицо, в ясные серые глаза и думала… Когда любовь превратилась в ненависть? И превратилась ли?

— Мне ничего от тебя не нужно, Дик Блейз. Если ты выпустишь мою руку, я провожу тебя к, выходу. Отпусти!

— Не сейчас. Вначале объясни.

— Объяснить? Что же, интересно!

— Десять лет назад мы расстались совсем по-другому. Можно было бы все свалить на виски, но… сколько там виски-то было! Да, у нас не было возможности видеться, но после того письма, на которое ты не ответила, я как-то перестал… Давай-ка сначала, да помедленнее, а то у меня такое чувство, что я чего-то не понимаю.

Что интересно, Шерил тоже ничего не понимала. Какое письмо?!

— Или это было в духе старой аристократии? Позабавиться с парнем из прислуги и выгнать его взашей?

— Что ты несешь?! Это просто смешно!

— Правда?

— Правда! Я никогда в жизни не была снобом… Кроме того, никакой ты не парень из прислуги. В жизни ты этим не занимался!

— Ну, возможно, я не полностью соответствовал этому образу, но уж на социальной лестнице я точно стоял куда ниже, так что ты вполне могла задрать нос.

— Я?! Да это ты его задирал, а не я! Бедная, толстая, глупая Мидди, давайте будем к ней чуточку добрее и постараемся вбить хоть немного ума в ее голову! Когда соизволим заметить.

— Я никогда в жизни… Не помню я такого!

— Ты — не сомневаюсь! Я помню!

— Шерил, я никогда не считал тебя ни толстой, ни глупой, ты была очень хорошенькая и забавная…

— Заткнись! Заткнись немедленно! Ты опять хочешь быть добреньким, но теперь мне этого не надо. Ты бросил меня в самый важный момент моей жизни, и это не имело никакого отношения к социальным лестницам!

— Бросил? Шерил, дорогуша, да ведь я…

Он улыбнулся и привлек ее к себе так быстро, что она не успела глазом моргнуть. Одна могучая рука обвилась вокруг ее талии, другая нежно скользнула по щеке, шее, груди…

В следующую минуту она отпрянула, размахнулась и врезала ему от всей души. На смуглой щеке проступил отпечаток ее ладони, и Шерил испытала одновременно восторг и ужас. Это было просто и страшно. Почти как секс.

Реакция Дика была молниеносной. Во мгновение ока ее руки оказались у нее же за спиной, вокруг прощальным звоном разразилась падающая посуда, совсем близко перед собой она увидела разгневанное лицо мужчины, а еще через миг он уже целовал ее в губы.

Шерил дралась, как дикая кошка. Ее пальцы впились в плечи Дика, она извивалась всем телом, одновременно с ужасом понимая, что отвечает на его яростный поцелуй. Бог его знает, в какой момент пальцы перестали рвать и царапать, заскользили по широким плечам, лаская и гладя, а их поцелуй стал нежным и чувственным.

Шерил обвила шею Дика руками и прижалась к нему всем телом. Стук их сердец слился в единый гул, кровь звенела в ушах, и сильные руки мужчины уже приподнимали ее за бедра, властно и настойчиво прижимали к горячему телу… Она чувствовала, как напряжена его плоть, как он сдерживает себя из последних сил, боясь причинить ей боль, и неожиданно это отрезвило ее. В тот миг, когда Дик на секунду отпустил ее и взглянул ей в глаза, надеясь увидеть в них ответную страсть и согласие на все, Шерил вырвалась из этих крепких рук и прошептала:

— Я не могу. Не могу. Пожалуйста, уйди…

Это подействовало лучше всяких криков и слез.

Дик Блейз молча выпрямился. Провел слегка дрожащей рукой по волосам. Кивнул — самому себе, не ей. Повернулся и пошел прочь из кухни.

Его шаги отчетливо и зло раздавались в мраморном холле, потом хлопнула входная дверь. Так хлопнула, что стекла зазвенели… Шерил ничего не видела и не слышала. Она рыдала. Слишком больно было сердцу, раны которого так неосторожно разбередил сын поварихи из Роузфилда.

2

Шерил давно так не плакала. Она вообще забыла, как это делается. Слабость была непростительна, особенно в последние несколько лет. Сейчас — тем более, сейчас приедет Ронни.

Она ополоснула лицо холодной водой, убрала тоник и джин обратно в холодильник, окинув бутылки на прощание ненавидящим взглядом.

Нет, не то чтобы она оказалась полностью не готова к визиту Дика Блейза. За прошедшие годы она неоднократно продумывала возможные сценарии их встречи. Правда, в этих сценариях Дик выглядел значительно хуже, нежели на. самом деле.

Шерил должна была кинуть на него пренебрежительный и безразличный взгляд, отметить, как он опустился и постарел, и удивиться, что она могла находить в нем раньше. После этого Шерил должна была прийти к выводу, что все произошедшее явилось всего лишь обычной ошибкой девочки-подростка, влюбившейся в парня постарше, и забыть о Дике навсегда.

Действительность оказалась куда хуже. Дик не просто не опустился, он стал прямо-таки сногсшибательно хорош. Его тело, его глаза, его губы — все излучало силу и чувственность, а Шерил… Похоже, она так и не смогла изжить свою детскую любовь.

Впрочем, чему она удивляется? После стольких лет полнейшего воздержания, после долгого одиночества — как можно устоять против такого поцелуя?!

Слабенькое утешение, но и оно сойдет. В самом деле, единственный кандидат в бойфренды — если можно так сказать — звался Генри Оукленд, Шерил знала его целую вечность, он ей нравился, а леди Каролина называла его прекрасным кандидатом в мужья. Воспитанным и приличным. Правда, сама Шерил до сего момента вежливо, но твердо отвергала все попытки Генри сделать ей предложение.

Генри был настоящим джентльменом. Он никогда бы не позволил себе поцеловать Шерил против ее желания, не говоря уж о чем-то более серьезном. Некоторое влечение между ними существовало, но пока все удерживалось в рамках исключительно дружеских.

Шерил вдруг поняла, что думать сейчас о Генри ей как-то не хочется. Дик Блейз уехал, она в этом убедилась, затем заперла двери изнутри и отправилась к черному ходу. Со двора вела тропинка — прямо к нынешнему домику Шерил.

Небольшой коттедж был построен в конце девятнадцатого века. Красивым его назвать было нельзя, но, переехав в него, Шерил приложила массу усилий для благоустройства своего нового жилья. Пристроила небольшую террасу, выкрасила двери и ставни в голубой цвет, развела цветник — и старое чудище преобразилось.

Дик Блейз вряд ли смог бы узнать свой родной дом.

Шерил быстро переоделась, сменив облик деловой горожанки на джинсы и льняную рубашку молодой матери из деревни. Столь же стремительно она вернулась в усадьбу. Она всегда боялась, что однажды школьный автобус приедет раньше времени и оставит Ронни на дороге совершенно одного.

Тяжелые ворота были закрыты, и Шерил воспользовалась калиткой в стене. Вышла на дорогу, приложила руку к глазам, защищаясь от солнца. Автобус должен был показаться с минуты на минуту.

Машину на обочине она заметила сразу же. Темно-зеленая, шикарная, похожа на спортивную. Насчет ее хозяина долго гадать не приходилось. Только один человек был заинтересован в Роузфилде настолько сильно, чтобы сидеть и пялиться на ворота поместья средь бела дня.

Оставалось только молиться, чтобы ему это надоело. Вместо молитвы Шерил несколько раз прошептала: «Уезжай! Уезжай же!» Пряча лицо, пошла в другую сторону, но через секунду остановилась. Машина почти бесшумно преградила ей путь, окошко водителя с легким шипением открылось, и самый противный в мире голос, сопровождаемый гнуснейшей ухмылкой, произнес:

— Ждешь кого-то?

А зачем еще ей могло понадобиться бродить по проселочной дороге?

Шерил молча кивнула.

— Нехорошо с его стороны оставлять тебя одну. Могу подбросить, куда скажешь.

— Нет уж, спасибо.

— Как хочешь. Тогда я поеду сзади, пока он не появится. Как такое — женщина одна на дороге… Нехорошо.

— Нет!!!

Во взгляде Дика плеснуло сочувствие.

— Ревнивый?

Пусть думает все, что ему угодно! Пусть считает ее кем угодно, только пусть убирается отсюда! Автобус вот-вот приедет!

— Да, да, очень ревнивый. Если он тебя увидит…

— Ты из-за него так отреагировала на мои поцелуи?

— Да. Он очень… он такой собственник! Не разрешает даже разговаривать с другими мужчинами. Пожалуйста, Дик, уезжай!

Голубые глаза с мольбой смотрели на него, и Дик почувствовал нечто вроде раскаяния. Жаль, что малышка Мидди досталась такому гаду, но кто такой Дик Блейз, чтобы в это вмешиваться? Слишком долго его не было дома.

— Ладно.

Еще несколько секунд он смотрел на Шерил, а затем резко надавил на газ. Машина глухо взревела и скрылась за поворотом. Почти в ту же секунду с противоположной стороны дороги вынырнул автобус. Шерил с облегчением перевела дух. Есть Бог на небе и удача на земле!

Ронни даже глаза вытаращил, когда Шерил чуть не волоком потащила его к калитке в стене.

— Что случилось?

— Ничего.

Она боялась, что Дик вздумает вернуться. И что тогда? Всегда и во всем он ее защищал, оберегал как мог. Но все это было до той ночи…

— Как дела в школе?

Ее сын нахмурился.

— Все нормально. То есть по-старому.

— А те мальчишки?

Ронни молча отвернулся.

— Послушай, я схожу в школу и…

— Нет, мама, нет! Ты не должна этого делать. Будет только хуже.

Наверное, Ронни был прав. Если только эти порождения преисподней, близнецы Дин и Дуайн, узнают, что на помощь Ронни приходила мамочка… Шерил знала, что Ронни прав, но чувствовала себя такой беспомощной!

— Ладно, как скажешь. Но если будет хуже — скажи. Я имею в виду, если они…

— Мама, я понимаю! Если они возьмутся за автомат Калашникова, я тебе обязательно скажу.

Ронни скупо улыбнулся, и она ответила сыну такой же улыбкой.

— Я понимаю, что ты шутишь, Ронни, но ведь у многих мальчиков действительно есть оружие. Перочинные ножи, например.

Мальчик снова насупился и промолчал. Шерил вздохнула. Подготовительная школа Клеменса исправно снабжала родителей красочными буклетами, в которых подробно излагались устав и правила этого достойного заведения, что никак не мешало старшим мальчикам третировать ее сына.

Почему они так себя вели? Ничего особенного во внешности Ронни не было. Высокий для своих лет, светловолосый, с точеными скулами и тонкими чертами лица. Никаких очков, физически развит, ведет себя вполне нормально…

Учительница предполагала, что причина кроется в акценте. Большинство учеников были из местных фермерских семей. Довольно простые и не всегда грамотные ребята. Ронни говорил на хорошем английском языке, так, как говорила сама Шерил, так, как учили говорить ее в свое время. Кроме того, он был очень смышлен, умел высказывать и отстаивать свою точку зрения. Таких обычно считают выскочками и зубрилами, но Ронни с самых первых дней в школе научился не выпячивать свои знания, не тянуть руку, не привлекать к себе излишнего внимания. Однако свою независимость и гордость он изжить не смог.

Шерил до сих пор не решила, хорошо это или нет, однако точно знала, что все эти черты характера он унаследовал не от нее.

От нее — золотистые волосы, от нее — искренность и доброжелательность, но все остальное — темно-серые глаза, ум, независимость — от отца. Именно поэтому Шерил Олди-Седжмур и не хотела, чтобы они встретились.

Едва они добрались до коттеджа, Ронни бросил свой портфель на пороге и умчался к себе, наверх. Там его ждали верные друзья — книги. Шерил честно пыталась отвлечь сына от многочасовых бдений под одеялом с фонариком, но это было трудно. Ни братьев, ни сестер, ни друзей — Ронни было не слишком весело в этом мире.

Леди Каролина настаивала на обучении в частной школе, но Шерил противилась этому. Во-первых, не было средств, во-вторых, она и представить себе не могла жизни без сына, в-третьих, она слишком хорошо помнила собственную школу. И ненавидела ее до сих пор.

Шерил даже передернулась от воспоминаний. Именно в школе она поняла, что беременна. Ее начало тошнить по утрам, временами одолевала слабость, она начала худеть. Благодаря последнему обстоятельству никто ничего не заметил аж до седьмого месяца беременности. Зато когда заметили…

Сначала был скандал, а затем начались лихорадочные умопостроения всех родственников. Уехать к тетке в Бат. Родить и отдать на усыновление. Забыть неприятный инцидент. Автором последней формулировки была лично леди Каролина.

Шерил выдержала и не сломалась. Она так и не успела насладиться беззаботной юностью, вкалывая по двадцать часов в сутки, чтобы обеспечить себя и ребенка. Но, едва взглянув на маленькое личико своего новорожденного сына, юная мама сразу и навсегда утвердилась в единственно правильном выборе. Откуда-то в ней появились спокойная уверенность и сила взрослой женщины, и Шерил отвергла ультиматум матери: вернуться в родной дом, но без ребенка. Она выбрала его вторую часть: с ребенком, но ни ногой в родной дом.

Социальная служба помогла ей, пристроив на время в приют для одиноких матерей. Вначале Шерил была просто маленьким испуганным зверьком, судорожно прижимающим к груди крохотное существо — своего ребенка, но потом… Бесхитростные истории других несчастных девчонок — о неверных любовниках, о похотливых отчимах и вечно пьяных матерях — заставили ее понять, что детство в семействе Олди-Седжмур вполне можно считать безоблачно счастливым.

В приюте она научилась готовить, стирать, убирать, вязать, шить, выслушивать чужие исповеди, хранить верность дружбе и уметь постоять за себя. Выйдя из приюта, она переехала в Ярмут и поселилась на десятом этаже многоквартирного дома без лифта.

В два года Ронни слетел с лестницы. Отделался ободранными коленками, но в нескольких сантиметрах от его руки лежала разбитая, острая как бритва пивная бутылка. Через два дня после этого Шерил наступила на горло собственной гордости и села на автобус, идущий в сторону Роузфилда.

Леди Каролина остолбенела, увидев на пороге собственного дома худую как щепка, плохо одетую молодую женщину с двухлетним ребенком на руках. Впрочем, через минуту ее лордство справилась с потрясением и разразилась горестно-слезно-напыщенной тирадой, изобиловавшей воплями типа «а я ведь тебя предупреждала!». Все это Шерил предвидела и готовилась терпеливо выслушать, однако тут на сцену вступил Ронни. Молчаливый карапуз в красном дождевике вышел из-за ноги матери, куда он предусмотрительно спрятался до этого, и мрачновато уставился на фонтанирующую леди. Каролина Олди умолкла на полуслове и пролепетала нежнейшим голосом:

— Боже, какой прелестный малыш!

Сказать, что Шерил удивилась — не сказать ничего. Впрочем, чуть позже выяснилось, что, помимо искреннего восхищения, леди Каролина имела в виду и полную неспособность ее младшей дочери произвести на свет что-нибудь стоящее, а тут — нате вам, такая приятная неожиданность!

Так или иначе, но именно Ронни выстроил хрупкий мост между Шерил и ее семьей. Нет, леди Каролина не превратилась в добрую бабушку-фею, она и слово-то это ужасное запретила к употреблению, но Ронни она полюбила искренне и нежно, даже смогла заставить себя позабыть позорные обстоятельства его появления на свет.

Шерил поселилась в коттедже и жила на средства, выделяемые ей матерью, до двадцати одного года. По достижении совершеннолетия она вступила в права наследства, оставленного ей крестной матерью.

Короче говоря, до сегодняшнего дня все шло более-менее хорошо, порой даже замечательно. Однако сейчас над этим скромным благополучием нависла серьезная угроза. Надо было срочно звонить матери.